Всем разумным существам суждено стать настолько великими, насколько велики их устремления.
Название: Требуется ганза (It Takes A Hansa)
Автор: jikanet_tanaka
Одним холодным зимним утром в добром, лучшем мире ребёнка Мильвы приветствовали его истощённая мать и чрезмерно ветреная тётечка Ангулема. Ах, да, и его четыре папы.
AU, в котором все остались в живых (кроме Вильгефорца и Бонарта), и ребёнка Мильвы воспитывает самая эпичная семья всех времён и народов.
Предупреждение: в первой главе — неграфичное описание родов.
Глава 1. Мама МильваГлава 1. Мама Мильва
Снежинки медленно падали с неба над Боклером, порхая в холодном воздухе, словно только что вставшие на крыло птенцы. Дети хихикали, пытаясь поймать языком ледяные капельки. Гуляющие по улицам взрослые с теплотой наблюдали за малышнёй, без сомнения вспоминая, как недавно делали то же самое. Воистину, в это время года столица Туссента была чудесна.
Тем не менее, в роскошной вилле неподалёку от княжеского дворца молодая женщина, надрываясь, выкрикивала ругательства и тем самым нарушала редкостную красоту зимнего утра.
— Отлично справляешься, Мильва! — сказал Лютик подруге, стиснув её руку. — Держись! Я уверен, всё скоро закончится!
Лучница ответила взглядом, который заставил бы удрать в страхе даже самого закалённого нильфгаардского солдата.
— Заткнись, Лютик. Просто заткнись, бля… ааа! Сукин сын, больно!
С другой стороны кровати сидела бледная Ангулема и раскачивалась вперёд-назад.
— Во-во, — проныла она. — Ни в жизни не буду рожать. Напомните, если я когда-нибудь забеременею, ладно?
Между ног Мильвы раздался мягкий голос Региса.
— На самом деле, Лютик прав. — Цирюльник поднял голову, чтобы успокаивающе улыбнуться Мильве, однако его лицо, забрызганное кровью, несколько испортило впечатление. — Твой малыш родится весьма скоро. Крепись, мой друг! Я могу видеть головку!
— Наконец-то! — прорычала Мильва. Потом она сморщилась и застонала сквозь стиснутые от боли зубы, когда началась очередная схватка.
— Знаете, — промолвила Ангулема, — если бы, когда я вас встретила, мне кто-то сказал, что я окажусь здесь, я бы сказала, что он свихнулся.
Над правым глазом Мильвы задёргался мускул.
— Девять месяцев назад и я бы не поверила, что буду рожать за полмира от дома, а проклятый вомпер будет пялиться на мою кровавую пи…
— Кстати, о вампире, — перебил Лютик, — как держишься, Регис?
Регис снова выглянул из-за ног Мильвы. Густые седые брови были сердито нахмурены.
— На что ты намекаешь, дорогой поэт? Во-первых, я вынужден напомнить, что поклялся больше не пить кровь, и, во-вторых… что ж, если ты на минуту допустил, что я настолько развращён, чтобы соблазниться кровью, вытекающей из…
— Заткнись! — крикнула Мильва. — Ни слова! Не хочу даже слушать!
Лютик надулся и стал похож на маленького мальчика, а не на мужчину под сорок.
— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Мы вчетвером по очереди поддерживали Мильву в этом суровом испытании, так что я особенно беспокоюсь о тебе, Регис. В конце концов, ты трудишься уже двенадцать часов без перерыва.
— Кстати, а где Геральт и Кагыр? — спросила Ангулема.
— Они оба вернулись, — ответил Регис. — Ждут за дверью. Я могу почувствовать их запах.
— Почувствовать запах?
— Кагыр пахнет мазью для чистки доспехов и смазкой для меча. У Геральта же характерный… мускусный запах, я бы сказал.
Ангулема истерически хохотнула.
— Мускусный запах? У Геральта характерный мускусный запах? И что это значит?
— Хватит про Геральтову мужскую вонь! — воскликнула Мильва сквозь стиснутые зубы. За её упрёком тут же последовала нецензурная брань.
— Продолжай тужиться, Мильва! — сказал цирюльник. — Ты уже почти у цели!
Мильва выгнулась и скривилась от боли. Она так крепко стиснула руку Лютика, что глаза бедного барда, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Ребёнок уже здесь! Тужься, Мильва, тужься!
— Что, по-твоему, я дела… ааа! Чёрт! — Синие глаза Мильвы были полны слёз. — Больно, больно, пожалуйста, я… я не хочу умирать…
— Ты не умрёшь, — твёрдо сказал Регис. — Я не позволю.
— Ты слышала старого кровопийцу! — воскликнула Ангулема. — Продолжай, тётечка!
С протяжным криком Мильва откинула назад голову. Однако вскоре комната наполнилась другим звуком.
Плачем ребёнка.
Всё тело Мильвы сильно дрожало, когда она впервые услышала крик своего ребёнка. Затуманенным взором она видела, как Регис встал, бережно держа на руках что-то, что она не могла разглядеть.
— Мальчик! Здоровый, прелестный маленький мальчик! — объявил Регис после того как вытер новорождённого. Он протянул вопящего младенца Мильве; искреннее, почти детское выражение удивления озарило лицо вампира, когда он созерцал первую встречу матери и дитя.
Пристально рассматривая лицо сына, Мильва не могла произнести ни слова. Она старалась запомнить каждую его чёрточку: маленькую родинку над левым глазом, крошечный нос пуговкой, пучок светлых волос на голове… Она знала, что сейчас Лютик и Ангулема поздравляют её, но как будто не слышала их. Она полностью сосредоточилась на маленьком существе, лежащем у неё на руках.
— Надо перерезать пуповину, — сказал Регис. — Кто хочет оказать честь?
Лицо Лютика мгновенно из белого стало зелёным. В свою очередь, Ангулема в ужасе отпрянула, как будто ей предложили выпить залпом чашку лягушачьей слизи.
Открылась дверь, и вошли Кагыр с Геральтом. На лице молодого нильфгаардца появилось удивительно нежное выражение, когда он увидел Мильву, держащую новорождённого сына. Напротив, лицо Геральта было неподвижным, будто камень.
— Я сделаю это, Мария, — сказал ведьмак. Он наклонил голову к Мильве. — Если ты не возражаешь.
Мильва ответила лёгким кивком. Пока Геральт выполнял это задание, остальные придвинулись поближе к молодой матери, исключая Региса, который оставался вблизи конца кровати, чтобы вмешаться в случае непредвиденной ситуации.
— Фу! — воскликнула Ангулема. — Почему он измазан в какой-то белой мерзости? И почему у него голова в буграх?
Кагыр округлил глаза.
— Ты впервые видишь новорождённого, Ангулема?
— Ну, я не знал, что новорождённые выглядят вот так! — добродушно сказал Лютик. — Я думаю, никогда не поздно узнать что-то новое, а?
Мильва прищурилась; притихший ребёнок держал во рту её сосок.
— Ты говоришь, мой ребёнок — урод? — игриво проворчала она.
— Что? Нет, нет! — возразила Ангулема. — Просто он… такой крошечный!
— Это так, — сказал Кагыр. — Мои новорождённые племянники и племянницы были крупнее.
— Эльфам часто свойственно очень хрупкое строение костей, — пояснил Регис. — Знаете, человеческий скелет легко отличить от эльфьего, поскольку…
Геральт смерил взглядом вампира. Тот кашлянул и тут же замолчал.
— Ой! — воскликнула Ангулема. — Глядите, у него ещё и ушки острые!
— Мнится мне, от отца ему больше ничего не достанется, — сказала Мильва с усталостью, старой, словно сам мир. Кем бы ни был молодой скоя'таэль, сейчас его наверняка уже нет в живых. Он умер, даже не зная, что стал отцом полукровки, рождённого человеческой женщиной, с которой он провёл последнюю ночь любви и нежности.
— Ну и ладно! — Ангулема дружески ткнула ребёнка в живот. — Кому вообще нужен папа? У меня не было папы, и со мной всё было хорошо, правда?
Лицо Мильвы озарило нежное, но слегка раздражённое выражение. Стоявшие вокруг кровати Лютик, Кагыр, Регис и Геральт ответили на её сентиментальное выражение лица, каждый по-своему: бард, не стесняясь, плакал и шмыгал носом, у рыцаря на глазах стояли слёзы, вампир гордо улыбался, а ведьмак прищурился, слегка улыбнувшись.
— Кстати, — немного погодя, сказала Ангулема, — неправда, что твой комочек счастья вырастет без папы. — Она указала подбородком на четырёх стоящих рядом мужчин. — Думаю, у него их будет целых четыре.
Глава 2. Папочка ЛютикГлава 2. Папочка Лютик
Бранвин Барринг был единственным ребёнком в деревне, умевшим читать. Девятилетний мальчик был мал ростом и щупловат для своего возраста; копна его волос чуть отдавала в рыжину, в отличие от русых волос матери. В целом, он пошёл в неё; единственное, что досталось ему от отца — форма ушей и пара пронзительных светло-карих глаз.
— Что здесь написано, Бран? — спросила подруга Брана Рения, когда он изучал доску объявлений посёлка. — Есть что-нибудь необычное?
— Что-нибудь про чудовище? — добавила её младшая сестра Сабина. — Вот было бы здорово, если бы было объявление про чудовище!
Третий друг Брана, мальчик по имени Радек, широко ухмыльнулся.
— Тогда, может быть, придёт ведьмак и убьёт чудище!
— Ничего здесь нет про чудовище, — сказал Бран, закончив читать все заметки на старой деревянной доске. — Одна скукота.
Сабина пнула камешек.
— Здесь всегда одна скукота. Никогда не происходит ничего интересного.
Конечно же, она была права. Если не считать проводившихся время от времени скачек, в посёлке Алнессе редко происходили необычайные события. Бран жил здесь три года, и самым странным, что он здесь видел, были серийные похищения домашних животных (преступниками оказались трое бесшабашных и тупых как пробка пьяниц).
— Я не хочу, чтобы здесь появилось чудовище, — наконец произнёс Бран. — Люди окажутся в беде.
— Думаю, ты прав, — сказала Сабина. — Просто в историях твоего дяди это звучит так здорово...
— На самом деле, Лютик мне не дядя, — пояснил Бран, — он... ну... — Мальчик почесал в затылке, обдумывая ответ. Строго говоря, Лютик был просто другом его матери Мильвы, но он часто говорил в шутку, что заменил Брану отца.
— Как ты думаешь, он скоро приедет в Алнесс? — спросила Рения. — О, я люблю его песню об эльфской девушке! Как бы я хотела, чтобы он приезжал почаще!
— Пффф, конечно, тебе больше нравится глупая сказка про любовь, а не истории о Белом Волке! — сказал Радек. — Или истории о Львёнке из Цинтры!
Бран молчал, пока они спорили. Всегда было странно слушать, как люди говорят о Геральте и Цири, будто они существовали только в легенде. На самом деле, иногда было трудно поверить, что они пережили события, описанные в балладах Лютика.
— Может быть, он скоро придёт, — через некоторое время сказал Бран, перебив ссору друзей. — Он говорил, что окрестные пейзажи его вдохновляют.
Мать Брана придерживалась другой версии: она была уверена, что Лютик так часто навещал Алнесс только потому, что её лесная хижина оказалась единственным местом на материке, где он мог отведать дичи, и ему не пришлось бы для этого охотиться или тратить деньги.
Предсказание Брана сбылось: три дня спустя в Алнесс прибыла пёстрая труппа артистов, вызвав немалую радость. Их фургоны хоть и были старыми и покосившимися, но щеголяли яркими цветами. Несмотря на неряшливый вид их транспорта, танцоры и певцы были весьма талантливы. Добрую часть дня они развлекали весь Алнесс, а вечером присоединились к селянам на импровизированном празднике.
К восторгу друзей Брана, труппу сопровождал некий бард. Неожиданное появление Лютика вызвало громкие возгласы зрителей. Когда он закончил петь последнюю длинную ноту, и у женщин, и у мужчин на глазах стояли слёзы. Мать Брана еле слышно подпевала во время исполнения, но когда поэт откланивался, побуждая всех аплодировать, она только фыркнула.
Когда артисты смешались с публикой, Лютик направился к Брану и его матери, раскрыв приветственные объятия.
— Ах, Мильва, мой самый любимый мизантроп на всём белом свете! — воскликнул бард. — И малыш Бран здесь! Как я рад видеть вас после такой долгой разлуки!
— Всего две недели прошло, болван, — сухо ответила Мильва. — И сомневаюсь, что я твой любимый мизантроп: мы оба знакомы с тем, кто мне сто очков вперёд даст.
— Что такое "мизантроп"? — спросил Бран.
Лютик рассмеялся.
— Это Геральт. И ещё твоя мама... в небольшой степени, — добавил он под пристальным взглядом Мильвы.
Бран нахмурился из-за неубедительного ответа Лютика. Иногда взрослые бывают такими странными.
— Долго ты не гастролировал, — сказала Лютику Мильва. — Я думала, ты будешь только своей таверной заниматься.
— Ах, — сказал Лютик, взмахнув рукой, — что ж, действительно, "Хамелеону" до сих пор уделяется большая часть моего внимания. Сегодняшнее представление, к сожалению, было единичным случаем. Глава этой труппы — мой добрый друг, талантливый молодой человек, лишь недавно вставший на трудный, но приносящий столько удовлетворения путь странствующего певца. Разве мог я не прийти ему на помощь и не поделиться мудростью, накопленной годами опыта?
— Мудростью? Это приходит на ум в последнюю очередь, когда о тебе думаешь.
— Мама! — возмутился Бран. — Не смейся над ним!
Театральным жестом Лютик положил руку на сердце.
— О, мой милый мальчик! Ты защищаешь меня, бедного поэта, от острого языка свой матери! У тебя всегда была такая чувствительная натура! — он ухмыльнулся Брану, подёргивая бровями. — В этом отношении ты удался в меня.
Мильва дала барду лёгкий подзатыльник.
— Хватит забивать чепухой голову моему сыну! Пошли, возьмём чего-нибудь поесть.
Прежде чем она повернулась и направилась к столам, которые селяне накрыли возле дома старосты, Лютик дёрнул её за руку.
— Э, должен признать, что я изрядно устал, — сказал бард, нервно улыбаясь. — День был долгим, понимаешь? Не могли бы мы просто пойти к тебе домой и поужинать вместе, втроём?
Мильва перевела взгляд от группы местных жителей, пивших за здоровье гостей, на умоляющее лицо Лютика. Она подняла бровь и не совсем уверенно произнесла:
— Ладно. Как хочешь.
Дом Брана находился немного в стороне от деревни, у края леса. Жители Алнесса всегда были рады его матери — в конце концов, её легендарное охотничье мастерство накормило немало голодных ртов — но она до сих пор высоко ценила уединение. Бран не возражал; он, в отличие от своих друзей, не боялся леса. Было что-то успокаивающее в запахе сосновых шишек и естественных звуках пробирающихся через чащу животных.
Казалось, к Лютику вернулась часть его привычного задора, когда он помогал Мильве готовить ужин. После того как троица закончила есть весьма вкусное жаркое из кролика, бард начал расспрашивать Брана о его текущей учёбе, вогнав мальчика в краску.
— Прости, Лютик, — сказал Бран, — я не занимался вещами, которые ты просил сделать. Я просто... эээ...
В ответ Лютик расхохотался.
— Не стоит извиняться, милый мальчик! В твоём возрасте я был таким же. Ах, сколько меня пороли, когда я учился в храмовой школе! Но завтра мы сможем посмотреть на твои успехи. Ещё я привёз несколько новых книг, и ты сможешь поупражняться в чтении.
— Правда? — сказал Бран с горящими глазами. — Спасибо, Лютик!
Бард задумчиво потёр подбородок.
— Однако должен признать, я совершенно не подготовился обучать тебя арифметике. Я умело обращаюсь со словами, но не с числами. Возможно, будет лучше отдать тебя...
— Ближайшие школы — в Новиграде, — перебила Мильва. — Это в двух часах ходьбы.
— Что ж, в "Хамелеоне" вам всегда рады, — сказал Лютик. — Или, если захочешь, Бран может жить у меня, а ты останешься в Алнессе. Мне довелось познакомиться с чудесной учительницей, она с радостью возьмётся за образование мальчика.
Бран открыл рот, чтобы ответить, но мать не дала ему вымолвить и слова.
— У Брана здесь уже много работы, — строго сказала она. — Он с другими детьми присматривает за скотом, пока взрослые работают в поле.
— Действительно, это довольно важная работа, — согласился Лютик, — но нам также стоит задуматься о будущем мальчика. — Он повернулся к Брану, его губы были серьёзно поджаты, что было необычно для него. — Бран, хотел бы ты ходить в школу? Получив должное образование, ты даже сможешь поступить в Оксенфуртскую Академию! Будешь ли ты рад?
— Оксенфурт? — Бран не мог поверить своим ушам. — Т-ты правда так думаешь?
— Правда? — с сомнением спросила Мильва.
— Разумеется! Бран — умный мальчик! Я уверен, он будет превосходным студентом!
— Я не это имела в виду, — сказала Мильва. — Они... они вообще его пустят? Я говорю про... — Она резко и раздражённо выдохнула и мрачно посмотрела на Брана.
Лютик взглянул на Брана, на его лице тоже появилось выражение беспокойства. Бран нахмурился, потому что его раздражало, что вдруг всё стало непонятным. В самом деле, почему взрослые такие странные?
— Да, понимаю, — тихо промолвил Лютик. — Что ж, если тебе от этого станет легче, то если дело дойдёт до поступления, я воспользуюсь всем своим авторитетом, чтобы отменить их решение. В конце концов, я всё ещё один из их самых знаменитых лекторов. Если я попрошу выделить Брану место, они так и сделают. Если ты действительно хочешь поступить, Бран.
У Брана горели щёки.
— Эм, я не знаю. А вы как думаете?
— Зависит от того, кем ты хочешь стать, — ответила Мильва.
— Именно! — согласился Лютик. — Наша единственная задача как взрослых — дать тебе возможность воплотить в жизнь свои стремления. Окончательный выбор — за тобой.
Бран рассеянно помешивал жаркое в миске. С некоторых пор он лелеял глупую мечту, которую сейчас ему не хотелось озвучивать.
— Я подумаю, — спокойно ответил он.
— Ничего страшного, — сказал Лютик, потом немного смущённо добавил: — Только... только не забудь, что в грядущие несколько месяцев я могу быть немного занят. Отчасти поэтому... эээ... я предложил найти учителя, чтобы продолжить начатое мной...
Мильва долила в кружку эль.
— Почему? Ты хочешь сделать что-то эдакое с "Хамелеоном"?
Повисло тяжёлое молчание. Потом Лютик почти пропищал:
— П-Присцилла беременна.
Мильва едва не поперхнулась. Бран в свою очередь расплылся в улыбке до острых ушей.
— У Присциллы будет малыш? — спросил он у барда. — Ты станешь папой?
Лютик тихо простонал.
— Да, — сказал он необычно высоким голосом, — я стану отцом. — Внезапно он схватил Мильву за руку. — Что мне, чёрт побери, делать, Мильва? Я не могу быть отцом! Этого не может быть!
Мильва хлопнула его по руке.
— А ты-то как думаешь, дурень? Тебе остаётся делать только одно: взрослеть и воспитывать ребёнка. Больше ничего.
— Как... как ты считаешь: я создан для отцовства?
— Может — да, может — нет, — ответила Мильва ледяным голосом. — Не в этом суть. Ты научишься по ходу дела, или твоему ребёнку придётся разбираться с последствиями твоей незрелости, — она искоса посмотрела и пробормотала: — По крайней мере, у меня было так.
Бран прислонился к ней. Тут же Мильва прижала его к себе и крепко обняла.
— Ты сильнее меня, — возразил Лютик. — Ты всегда была...
— Это бред сивой кобылы, и ты сам об этом знаешь, — проворчала мать Брана. — Ты спустился в ад и вернулся живым и невредимым. Тебе нипочём странствие по разорённой войной стране, но от ребёнка, о котором нужно заботиться, ты хочешь бежать без оглядки? Не смеши меня!
— Н-нет, Мильва, ты не поняла. У меня и в мыслях нет бросить Присциллу или наше дитя. Просто... — Лютик вздохнул. — Я испортил множество важных вещей в своей жизни, и не хочу и здесь наделать глупостей. Потому что я непременно наделаю глупостей. Никаких сомнений.
— Почему ты так думаешь? — спросила Мильва. — В прошлый раз в нашей дружине не ты страдал жуткими вещими снами.
Мгновение Бран размышлял, кого она имела в виду. Несмотря на любопытство, он решил не развивать тему и спросить у неё попозже.
— Я думаю, ты станешь отличным папой, Лютик, — присоединился он к разговору. — Ты научил меня читать, помнишь? И ты рассказал мне историю древнего мира, и показал на карте все страны. А это уже кое-что, правда?
Лютик нервно сглотнул.
— Да, но это ведь такая малость. Это... лишь самые основы родительства, на самом деле.
— И всё же это кое-что, — сказала Мильва. — Мой папка научил меня охоте, и только. Обычно ему было всё равно, есть я или нет. — Она презрительно усмехнулась. — Если бы я родилась с другой штукой между ног, то, может, было бы по-другому. А так он решил обращаться со мной, как с г... мусором.
— Что насчёт Присциллы? — добавил Бран. — Она такая хорошая и умная. Она не оставит тебя одного, понимаешь?
— И мы тебя не бросим, — закончила Мильва. Она покрепче стиснула Брана, и мальчик хихикнул в ответ. — Ты правда думаешь, что мы дадим тебе брести, спотыкаясь, по дороге отцовства и не будем встревать, когда ты выставишь себя на посмешище? Да брось! Уж в таком удовольствии я себе не откажу...
Лютик вздрогнул.
— Как всегда, полна участия?
— Шутки в сторону, — сказала Мильва, — ты был рядом, когда был мне нужен. Я отплачу тем же — не меньше.
— И я постараюсь помочь! — воскликнул Бран. — То есть, я не то чтобы много знаю о младенцах и всяком таком, но...
Мгновение глаза барда блестели в свете очага. Затем он кашлянул и, шмыгая носом, вытер их.
— Я... что ж, это ужасно благородно с вашей стороны. — Его щёки слегка покраснели. — Я признателен вам. Обоим.
Через некоторое время, в середине ночи, Бран понял, что не может заснуть. Он одолжил свою кровать Лютику, решив спать, неудобно прижавшись к матери на её маленькой койке. Мильва храпела во сне, несомненно, утомившись после полного забот дня. Бран медленно выбрался из её объятий и на цыпочках побрёл в сторону кладовой. За спиной Брана раздался тихий смешок, и он замер.
— Ищешь конфеты среди ночи, м? — прошептал Лютик. — Не бойся, я не скажу маме.
Бран, зевая, потёр глаза.
— Я просто немного проголодался, — тихо ответил он. — Не знаю почему, но мне не спится.
Лютик сел на кровати Брана и похлопал по месту рядом с собой. Мальчик доковылял до него и плюхнулся на жёсткий матрас.
— Мне тоже не спится, — признался Лютик. — Что с тобой? Что-то тебя тревожит?
— Ты правда думаешь, что я могу пойти в школу? — спросил Бран, ссутулившись. — Ты думаешь, я достаточно умный?
— Конечно! Ни на секунду не сомневайся в этом!
— Но разве это не стоит кучу денег? И что будет с мамой? Я... я не могу взять и оставить её...
— Деньги — не беда, не переживай, я всё оплачу. Что до твоей матери… — Лютик замолчал и взглянул на силуэт спящей Мильвы в другом конце комнаты. — Ну, она знает о преимуществах хорошего образования. Возможно, она никогда не говорила тебе об этом, но она хочет, чтобы у тебя в жизни были возможности, которых не было у неё. Я бы даже сказал, что это самое сокровенное, самое большое её желание.
— Ты так думаешь? — спросил Бран.
В ответ Лютик взъерошил волосы Брана. Мальчик тихо проворчал в знак протеста.
— Ох, это слишком сложная тема для ночного разговора. Давай обсудим это попозже, ладно?
— Как скажешь, — пробормотал Бран.
— В конечном итоге, хотел бы ты поступить, Бран? Хотел бы ты ходить в школу? Заниматься будешь несколько дней в неделю, если тебе так больше хочется.
— Я… — сказал Бран. — Я думаю, да. Да, мне нравится! Тогда я смогу стать, эээ…
— Кем пожелаешь! — громко и с воодушевлением ответил Лютик. — Ты сможешь изучать тайны естественных наук! Ты сможешь раскрывать загадки далёкого прошлого! Знаешь, ты даже можешь быть занудой, как Регис, и изучать медицину! Понятия не имею, зачем тебе выбирать этот вариант, но…
— Я могу стать поэтом, как ты, — полушутливо предложил Бран.
Лютик смахнул воображаемую слезу.
— Да, конечно! Я уверен, ты покоришь весь мир своим ошеломляющим писательским мастерством. В точности как твой скромный собеседник.
От постели Мильвы раздался тихий смешок. Бран задумался, не померещился ли он ему; похоже, Лютик ничего не слышал.
— И всё же я уверен, у тебя есть свои честолюбивые стремления, — через некоторое время произнёс Лютик. — Кем бы ты хотел стать, Бран?
Бран чувствовал, как щёки горят в темноте.
— Если я скажу… обещаешь, что не будешь смеяться?
Лютик опять хихикнул.
— Конечно, не буду.
— Когда я был маленьким, то мечтал стать магом.
Даже в тусклом лунном свете Бран заметил потрясение на лице Лютика.
— Правда? Ты хотел изучать магию?
Бран повесил голову.
— Ага, — пробормотал он. — Глупая затея, знаю.
— Нет-нет-нет, не обязательно, — сказал Лютик. — Только, как я понимаю, очень редко люди рождаются с даром использовать магию.
— Геральт тоже это говорил, — произнёс Бран. — Вот почему я сказал, что было глупо думать, что это возможно.
Лютик потёр подбородок.
— Тебя всегда можно подвергнуть испытаниям. Надо бы спросить Трисс или Йеннифэр, могут ли они помочь. У них нет закадычных друзей в Бан Арде, но я уверен, они знают, что делать.
— Не думаю, что что-то получится, — сказал Бран, натянуто улыбнувшись, — но всё равно спасибо, Лютик.
— Я помню то время, — с другого конца комнаты донёсся приглушённый голос Мильвы, её лицо выглядывало из-под одеяла. — Увлечение волшебством. Ты ходил везде и воображал, что делаешь повседневные дела с помощью магии. Кагыр даже сделал тебе маленькую палочку. Мы тогда тебе не говорили, но мы все считали, что это умилительно.
— Мама! — возмутился Бран.
— О да, — сказал Лютик, — теперь вспомнил. Это было вскоре после того, как вы вернулись из Туссента, да? Сразу после окончания войны?
— И ты перестань, Лютик! — в полумраке Бран видел, как взрослые ухмыляются друг другу. — Ты обещал, что не будешь смеяться!
На его возмущённую речь Мильва и Лютик отреагировали хихиканьем. Обидевшийся Бран отвернулся от их весёлых взглядов, выскочил из постели и отправился на поиски еды.
Копаясь в кладовой, Бран слышал, как Мильва и Лютик тихо разговаривают в другой комнате. Их голоса были достаточно громкими, так что Бран мог разобрать слова.
— До сих пор поверить не могу, что ты сдался и остепенился, как полагается семьянину, — говорила мать Брана. — Размяк ты на старости лет, поэт.
— О, — ответил Лютик, — всё было не совсем так, как ты думаешь. Присцилла… удивительно искренна. Ну… в общем, когда я вернулся к ней, а она — ко мне, мы решили, что, эм…
Мильва сдавленно хмыкнула.
— Я… понимаю… — после неловкой паузы она продолжила: — Ну, до тех пор, пока вы ведёте себя как рассудительные взрослые.
— Рассудительность — это мой конёк, — прохрипел Лютик.
— Хе, — ответила Мильва. — Когда-то я бы ни за что не связала это слово с тобой, но теперь… посмотри, как ты обращался с Браном пару минут назад. Нет, в жопу такого родителя. Ты будешь молодцом, когда перестанешь так трусить.
— Что ж, звучит слишком скупо, чтобы служить искренним комплиментом, но спасибо за оказанное доверие, Мильва.
Бран взял несколько сушёных фруктов из шкафа, улыбаясь в темноте, когда услышал теплоту в голосе Лютика.
— Я серьёзно, — продолжила Мильва. — Твоему ребёнку повезёт с тобой. Так же… — она вздохнула и продолжила так тихо, что Бран едва слышал, — так же, как повезло Брану.
Лютик не ответил сразу. Потом бард рассмеялся: сначала тихо, но потом всё громче и громче. Бран подумал, что смех звучал… немного безумно.
— Никогда не думал, что увижу это! — воскликнул Лютик, слегка запыхавшись. — За всей этой грубостью — нежное, прекрасное, любящее сердце мате… уф!
Бран вернулся в комнату и увидел, как мать кидала подушку в лицо Лютика.
— Ох, заткнись, виршеплёт затраханный, — ласково сказала Мильва.
Глава 3. Братец КагырГлава 3. Братец Кагыр
— Мама! Мама! — вопил Бран, мчась по тропинке домой.
Мильва делала стрелы, сидя у своего скромного жилища. Она подняла голову и с недоумением посмотрела на сына.
— Кто-то едет! — пояснил Бран. — На лошади!
— Как он выглядит?
— Эээ, на нём чёрная кожаная броня. И плащ, я не смог разглядеть лицо…
— Чёрная броня, хм? — Мильва слегка улыбнулась. — Может, это кое-кто знакомый…
Глаза Брана округлились. У него было предчувствие, когда он увидел таинственного всадника, и слова матери только подтвердили его предположение.
— Кагыр? Ты думаешь, это Кагыр?
— Почему бы тебе не пойти и посмотреть?
Бран хихикнул, увернувшись от руки Мильвы, собиравшейся взъерошить его волосы. Всё ещё ухмыляясь, он помчался навстречу мужчине в чёрных доспехах.
Всадник снял капюшон, когда заметил бегущего со всех ног Брана. Ему было немного за тридцать, он был хорош собой, а его волосы были черны, как уголь. Бран ускорился, радостно крича:
— Кагыр! Ты вернулся!
Мужчина остановился, чтобы слезть с лошади. Бран чуть ли не запрыгнул ему на руки.
— Уф! — Кагыр спустился и погладил мальчика по светло-рыжей голове. — Ну и ну, кажется, мне решили оказать радушный приём! — Он улыбнулся ещё шире, когда заметил, что Мильва тоже идёт навстречу.
— Кагыр, — просто сказала она, криво улыбнувшись от сдержанной радости.
— Кагыр, я скучал по тебе! — воскликнул Бран. Он выбрался из объятий рыцаря и с горящими глазами спросил его: — Ты привёз мне что-нибудь из своих странствий?
Мильва упёрлась руками в бока.
— Ах ты, маленький проказник! Мы не видели его целый год, и вот об этом ты его спрашиваешь первым делом?
— Не ворчи, Мильва, — сказал Кагыр. — Я был таким же в его возрасте. — Он порылся в седельных сумках и достал загадочный предмет, завёрнутый в платок. — Я купил это в Цинтре. Ты знаешь, где Цинтра?
— На юге от Редании и Темерии! — сказа Бран. — Лютик мне рассказывал. Он показывал мне карту, где есть все страны.
— Хорошо. Вскоре ты сможешь сам отправиться за приключениями.
Кагыр протянул подарок Брану. Мальчик нетерпеливо развернул его и обнаружил фигурку рыцаря верхом на породистом боевом коне. Синяя и золотая краска местами слезла, и кончик копья всадника был отломан — было заметно, что у игрушки была богатая на события жизнь.
Бран с широкой улыбкой рассматривал фигурку.
— Спасибо, Кагыр! Но я не узнаю знамя.
— Лютик учил тебя гербам разных стран? — спросил Кагыр.
— Учил, — ответил Бран, — но я их почти все забыл.
Мильва пригляделась к щиту человечка.
— Золотые львы на синем. Не скажу, что я его знаю.
— Это эмблема цинтрийских королей, — объяснил Кагыр. — Или, по крайней мере, была ей до войны…
Мильва фыркнула и крепко обняла Брана.
— Значит, эта вещица может быть даже старше, чем ты, пострелёнок.
Бран проворчал, вывернувшись из её объятия, и Мильва хихикнула в ответ. И всё же, несмотря на беззаботность ситуации, лицо Кагыра помрачнело. По-видимому, что-то, имеющее отношение к маленькому деревянному рыцарю — нет, к Цинтре — очень печалило его. Бран задумался, почему.
— Пошли домой, — сказала Мильва через некоторое время. — Ты, наверное, помираешь с голоду.
— На самом деле, со мной всё хорошо. Прошу прощения за то, что навязываю вам своё присутствие…
— Ой, заткнись, нильфгаардец. Ты ж нам как родной.
Кагыр улыбнулся и слегка покраснел.
— Как скажешь, Мильва. И я не нильфгаардец — тебе надо бы уже запомнить.
Пока они вели лошадь Кагыра по лесной тропинке, Бран задавал вопросы о его путешествиях. Он так давно не видел Кагыра, и Брану не терпелось услышать обо всех диковинных краях, в которых он побывал. Кагыр, конечно, был не таким хорошим рассказчиком, как Лютик, но он старался словами изобразить места, которые видел. По крайней мере, он был более эмоциональным рассказчиком, чем Геральт.
Несмотря на упорство Мильвы, Кагыр отказался от предложенной ей еды, сказав, что уже поел по дороге в Алнесс. Бран, в свою очередь, зашёл домой, чтобы поставить новый подарок на полку над кроватью. Некоторые игрушки Кагыр купил во время поездок, но иногда рыцарь сам вырезал фигурки из дерева. Оставшуюся часть бесценной коллекции Брана составляли подарки от Детлаффа, неразговорчивого приятеля Региса. Бран всегда считал его немного пугающим, но, если не считать Геральта, голубоглазый вампир чаще всех вызывал у Региса улыбку, поэтому Бран решил дать ему шанс, несмотря на первоначальные опасения.
Бран выбежал из дома, чтобы составить компанию матери и Кагыру. Те рассказывали друг другу истории, пока Мильва трудилась над стрелами. Завидев Брана, Кагыр встал, держа в руке продолговатый предмет, завёрнутый в ткань. Бран нахмурился от любопытства и чувства предвкушения.
Кагыр развернул предмет, который оказался видавшим виды деревянным мечом. Бран уставился на оружие, открыв рот в невысказанном вопросе. В качестве ответа Кагыр с лёгкой ухмылкой бросил ему тренировочный клинок.
— Это я тоже нашёл во время путешествий, — объяснял Кагыр, пока лишившийся дара речи Бран рассматривал меч. — Помню, как я был счастлив, когда получил свой первый клинок… — На мгновение показалось, что он потерялся в воспоминаниях, его лицо смягчилось от меланхолической нежности. — Я был немного младше тебя. Только что стал пажом — первый шаг на пути к титулу рыцаря.
Бран изобразил несколько стоек, которые подсмотрел у Кагыра и Цири, потом улыбнулся и спросил:
— И каково это — быть пажом и оруженосцем? Трудно?
Кагыр застенчиво почесал затылок.
— Отчасти… эээ… жутко. Служба оруженосца утомительна и неблагодарна. Часто это упускают в песнях о рыцарских подвигах.
— Один из моих друзей хочет стать солдатом, — сказал Бран, думая про Радека, — но его родители против. Они говорят, что он нужен на хозяйстве. — Его подруга Сабина тоже хотела научиться сражаться, но её родители только смеялись, когда она поднимала эту тему. Из-за этого Бран приходил в ярость.
— Толковые родители у твоих друзей, — сухо сказала Мильва. — Лучше быть кметом, чем мясником-наёмником.
Синие глаза Кагыра вновь затуманились. Опять казалось, что он находится где угодно, но не здесь.
— Кагыр?.. — мягко произнёс Бран, обеспокоенный его внезапным молчанием. Он посмотрел на деревянный меч и почему-то почувствовал странную тошноту. Вся радость от нового подарка начала улетучиваться, оставляя горький привкус во рту. — С тобой всё хорошо, Кагыр?
Кагыр вздрогнул и заморгал.
— Д-да, правда, — наконец ответил он. Заметив, что это не убедило Брана, он присел, чтобы его глаза были на уровне глаз мальчика, и слегка ему улыбнулся. — Что насчёт того, чтобы я научил тебя основам? Как тебе такое?
Нахмурившись, Бран посмотрел на мать. Она пожала плечами.
— По правде, это я попросила его стать твоим учителем, — сказала она.
— Я думал, ты не любишь солдат, — сказал Бран.
— Я не люблю солдат, но это не значит, что не хочу, чтобы ты учился защищать себя. Просто не делай из этого труд всей жизни.
Бран покраснел и нервно засмеялся. Много раз он сопровождал мать на охоте — и всякий раз заливался слезами, когда огонь жизни угасал в глазах бедного животного, которому не повезло пасть от её стрел.
— Не думаю, что сделаю, — робко ответил он.
— Хорошо, — сказала Мильва. — Первый урок ты усвоил.
Кагыр достал ещё один тренировочный меч из седельной сумки.
— Действительно. Прими это близко к сердцу.
Бран шаркнул ногой и кивнул. Он задумался, почему мама и Кагыр так возражали против того, чтобы он стал солдатом. Ведь было столько чудесных баллад о доблестных рыцарях, совершающих подвиги во имя короля и державы. Это не могло быть так плохо… ведь правда?
— Погоди! — сказал он Кагыру. — Можно я сначала сбегаю в деревню? Я думаю, мои друзья тоже хотели бы поучиться фехтовать. Ну, если тебя это не сильно затруднит…
Казалось, Кагыр удивился, но не особо противился.
— Конечно, нет. Иди, мы с мамой подождём тебя здесь.
Через несколько минут Бран вернулся с Радеком и Сабиной. Её сестра Рения тоже увязалась за ними, хотя она и не разделяла их восторженный интерес к фехтованию.
Однако вскоре она передумала. Кагыр был превосходным учителем, и скоро все друзья Брана, широко улыбаясь, по очереди делали выпады, желая нанести ему удар. Однако никому из детей не удалось совершить этот подвиг, хотя Сабина была опасно близка. На лазурном небе над их головами солнце описывало безупречную дугу и уже клонилось к закату, когда Кагыр объявил об окончании урока. К тому времени Мильва ушла проверить, не попались ли какие-нибудь лесные твари в ловушки, которые она расставила рано утром. Вскоре друзья Брана ушли в деревню. Они щедро поблагодарили Кагыра, вогнав его в краску, а потом помчались по грязной тропинке в Алнесс.
Бран остался наедине с Кагыром, когда закатное солнце начало заливать багрянцем небо над горизонтом. Втайне мальчик чувствовал облегчение от того, что урок наконец закончился. Во время тренировки стало вполне очевидно, что он — наименее способный из новых учеников Кагыра. Не важно, сколько раз тот объяснял ему тонкости устойчивого положения ног и преимущества правильного хвата меча, — Брану не удавалось применить его наставления на деле. А когда ему пришлось встретиться лицом к лицу с внезапно помрачневшим Кагыром в учебном поединке, он почувствовал, что его ноги словно превратились в кисель. Только ободрение Сабины и Радека (или, скорее, их почти презрительный смех) смогло побудить Брана предпринять (практически безнадёжную) атаку. Всё-таки хорошо, что Бран почти пообещал матери, что никогда не станет воином. Очевидно, ему от рождения не досталось силы духа для такого занятия.
Однако стыд от этого жёг, будто осиное жало.
— Я пойду, наберу воды из колодца, — промямлил Бран Кагыру, отвернувшись, чтобы тот не увидел его глаза, полные гневных слёз. Приблизившись к колодцу, мальчик начал громче шмыгать, в горле появился комок. Бран изо всех сил крутил рукоять, поднимая ведро. Из-за опухших глаз и забитого носа голова была тяжёлой и болезненной; что ещё хуже, на руках темнело несколько больших синяков, которые ужасно болели. И всё-таки Брана успокаивало то, что он наконец-то один. Он всегда с неохотой плакал в присутствии других людей, а плакать перед Кагыром было ещё отвратительнее. Кагыр был рыцарем, смелым и добрым, и сильным человеком, в точности как герои и героини сказок Лютика.
В точности как Геральт и Цири, и Мильва, и все остальные в семье Брана…
Когда Бран вернулся с полным ведром воды, его глаза уже высохли; Кагыр рубил дрова. Тот остановился, чтобы вытереть лоб, слегка улыбнувшись Брану в знак благодарности. Они присели, чтобы напиться. Бран довольно вздохнул, когда почувствовал на губах освежающую прохладную влагу.
— Спасибо, Бран, — сказал Кагыр. — Было очень любезно с твоей стороны.
— Пожалуйста, — ответил Бран. — Я подумал, что ты, наверное, хочешь пить. Я-то точно хотел. Мне даже показалось, что моё горло горит!
Какое-то время они молча продолжали пить воду. Напившись, Бран зевнул и плюхнулся на спину, наслаждаясь щекочущим в носу ароматом летних цветов.
Почему-то Кагыр выглядел странно весёлым.
— Что ж, кажется, кто-то притомился, — сказал он Брану. — Ты хорошо справляешься, Бран. Ты хороший ученик.
Несмотря на все усилия скрыть досаду, Бран нахмурился.
— Как скажешь…
— Похоже, ты… сомневаешься. Что тебя беспокоит?
— Я не очень подхожу для таких занятий, так ведь? Для боя, я имею в виду. — Бран знал, что это несерьёзно, но разочарование до сих пор оставляло кислый привкус во рту. Все школьные предметы так легко ему давались…
— Я бы так не сказал, — ответил Кагыр. — Возможно, тебе не надо быть таким строгим к себе.
— Может быть, — ответил Бран немного удручённо. — Я всё ещё думаю, что буду ужасен в настоящей битве.
Улыбка Кагыра испарилась.
— Если я правильно сделаю свою работу, то, клянусь Великим Солнцем, это будет означать, что ты никогда не окажешься в настоящей битве.
Бран нахмурился, покосившись на него; было что-то угрожающее в том, как Кагыр почти выплюнул эти слова.
Кагыр со вздохом помассировал переносицу.
— Прости. Я не хотел повышать на тебя голос, Бран.
Бран прикусил губу.
— Что-то не так, Кагыр? Я сказал что-то не то?
— Нет-нет, ты всё сделал так, — сказал Кагыр. — Я просто вспомнил кое-что из детства. Кое-что, чему меня научили, когда я был мальчиком.
— Это было что-то плохое?
Минуту Кагыр молчал. Потом спокойным, бесстрастным голосом он заговорил:
— Всё началось, когда убили старшего из двух моих братьев.
Бран сел, открыв рот в смятении.
— Твой брат умер? — При этой мысли желудок сжался до боли. Он даже не знал, что у Кагыра были братья!
— Моего брата Аиллиля убили, когда он сражался с мятежниками в Назаире, — продолжил Кагыр, как будто и не слышал Брана. — Я был таким маленьким, что едва помнил его. Едва знал его. Но моя мать попросила меня… она попросила меня научиться ненавидеть. Она хотела, чтобы я вырос и убил врагов нашей семьи.
Бран не мог подобрать слова, чтобы ответить на такое заявление. Он просто обнял колени и уставился на Кагыра широко раскрытыми, тревожными глазами.
— Я не понимал, почему должен ненавидеть людей, которых никогда не видел, но не ставил под сомнение слова матери. Горюя, она больше не смеялась и не улыбалась — а я так хотел вновь увидеть её улыбку и услышать её смех. Поэтому я взращивал в себе ненависть, когда впервые взял в руки меч. И так я начал верить, что хороший нордлинг — это мёртвый нордлинг.
Глаза Брана наполнились слезами. Лицо Кагыра было маской холодной отстранённости. Ни разу он не взглянул на Брана.
— Получается, ты ненавидишь нас? — тихо спросил Бран. — Ты ненавидишь нордлингов вроде меня и мамы, и всех остальных?
— Что?.. — сказал Кагыр, как будто пробудившись ото сна. — Нет, разумеется, нет! Я думал, что ненавижу, когда был младше. Я узнал правду, набив шишки, к моему горю. К горю многих людей, на самом деле.
— Что случилось? — Бран почти не хотел узнать ответ.
— Цинтра случилась, — сказал Кагыр. — Нильфгаард вторгся в Цинтру. Моя семья гордилась тем, что меня отправили сражаться во имя славы императора. И какое-то время… я тоже гордился.
— И? — подтолкнул Бран.
Вместо ответа Кагыр пристально посмотрел на Брана, его синие глаза внезапно и пугающе загорелись.
— Кто-нибудь говорил тебе, что случилось с семьёй Цири? — резко произнёс он. — С её родной семьёй, я имею в виду.
Бран едва заметно покачал головой.
— Её убили. — Глаза Брана стали ещё шире. — В Цинтрийской бойне. Её бабушка была королевой — Каланте, Львицей из Цинтры, так её называли. Внушительная женщина, во всех отношениях. Она предпочла лишить себя жизни, чем позволить себе оказаться в руках своих самых ненавистных врагов. — Отвращение и ненависть к себе звучали в каждом слове Кагыра. — Цири была наследницей престола. Ей пришлось спасаться бегством, пока весь её мир рушился. Я… я наткнулся на неё среди руин цинтрийской столицы…
Бран ничего не сказал. Ужас истории Кагыра пробрал его до глубины души, и всё-таки больше всего он хотел услышать конец рассказа рыцаря. Как вышло, что никто не сказал ему, как сильно страдала Цири? Как вышло, что он ничего не знал об этом ужасающем событии?
— Она была всего лишь ребёнком, едва старше тебя. А я был всего лишь юношей — самонадеянным, безвольным юношей, опьянённым так называемой грандиозностью порученного мне задания. И посреди этого хаоса я заглянул Цири в глаза, и внезапно всё рухнуло — весь этот фарс, вся эта бессмысленная возня. — Когда Кагыр продолжил, его голос был хриплым. — Внезапно я понял, что эта девочка вырастет и будет ненавидеть меня так же сильно, как я ненавидел назаирских мятежников, убивших моего старшего брата.
— О, — только и вымолвил Бран.
— Позже настал момент, когда она могла убить меня… но она это не сделала. Цири сохранила мне жизнь, хотя имела полное право желать моей смерти. Она сломала замкнутый круг ненависти. — Щёки Кагыра слегка порозовели. — Поэтому я оставил прошлую жизнь и обязался служить ей и Геральту. В конце концов, за дар милосердия не так легко расплатиться.
Слабая улыбка тронула губы Брана. Тепло разлилось в груди, когда он подумал о пепельноволосой ведьмачке — о её широких ухмылках и озорных зелёных глазах. О, и об играх в снежки, которые они затевали всякий раз, когда она заезжала в Алнесс по дороге в Каэр Морхен! Все деревенские дети принимали участие, превращая потасовку в полномасштабную войну!
Кагыр, возможно, заметил выражение лица Брана, потому что его лицо тоже смягчилось.
— Она другая, не так ли? — пояснил он. — Цири, я имею в виду. — Его голос звучал немного смешно, как будто он с трудом подбирал правильные слова, когда говорил о ней.
Бран с воодушевлением кивнул, утирая последние слёзы.
— Так. Я правда скучаю по ней. Надеюсь, с ней всё в порядке в её странствиях.
— Я уверен в этом, — сказал Кагыр. Теперь он действительно покраснел: его лицо стало ярко-багровым. Бран посчитал это очень странным. Кагыр всегда вёл себя так странно, когда речь заходила о Цири. Однажды Бран попробовал расспросить об этом мать, и Мильва в ответ только безудержно рассмеялась.
Потом Кагыр стал серьёзным, даже мрачным.
— Теперь ты понимаешь, что мы с твоей матерью хотим для тебя? Я не хочу, чтобы ты повторил мои ошибки. Я не хочу, чтобы ты учился ненавидеть. Я научу тебя драться… но не научу быть солдатом.
Бран кивнул. Образ Цири — сильной, смелой Цири, которая смеялась так легко и свободно — как напуганного ребёнка застрял у него в глубине сознания. Это казалось таким неправильным.
— Я понимаю.
— Хорошо, — просто ответил Кагыр.
Молчание последовало за простым утверждением рыцаря. Потом Бран робко начал:
— Э, когда ты сказал, что оставил прошлую жизнь, ты имел в виду, ну, всё? И твою семью тоже?
— Да, — сказал Кагыр. — Я не видел родителей, брата и сестёр больше десяти лет. И не получал от них вестей. Я даже не знаю, знают ли они, что я всё ещё жив.
— Это ужасно, — прошептал Бран.
Кагыр пожал плечами.
— Я — позор нильфгаардской армии. Я не могу показываться дома, даже если бы хотел. Для меня нет дороги назад.
— Я… я не знал об этом…
— Тебе и не нужно. В любом случае, я до сих пор жив, и это лучшее будущее, чем то, на которое я рассчитывал, когда решил покинуть мою страну. — Улыбка Кагыра, хотя и была слабой, казалась искренней. — Так что моё положение не так ужасно, как кажется.
Бран посмотрел на него с искорками в глазах.
— Я думаю, да. И у тебя есть я и моя мама… она не хочет говорить об этом вслух, но ты ей очень нравишься. Я знаю, она бы разрешила тебе оставаться столько, сколько ты захочешь, если тебе это нужно. Я хочу сказать, это немного, но…
Глаза Кагыра тоже загорелись.
— Этого достаточно, Бран. Вполне достаточно.
Продолжение
Автор: jikanet_tanaka
Одним холодным зимним утром в добром, лучшем мире ребёнка Мильвы приветствовали его истощённая мать и чрезмерно ветреная тётечка Ангулема. Ах, да, и его четыре папы.
AU, в котором все остались в живых (кроме Вильгефорца и Бонарта), и ребёнка Мильвы воспитывает самая эпичная семья всех времён и народов.
Предупреждение: в первой главе — неграфичное описание родов.
Глава 1. Мама МильваГлава 1. Мама Мильва
Снежинки медленно падали с неба над Боклером, порхая в холодном воздухе, словно только что вставшие на крыло птенцы. Дети хихикали, пытаясь поймать языком ледяные капельки. Гуляющие по улицам взрослые с теплотой наблюдали за малышнёй, без сомнения вспоминая, как недавно делали то же самое. Воистину, в это время года столица Туссента была чудесна.
Тем не менее, в роскошной вилле неподалёку от княжеского дворца молодая женщина, надрываясь, выкрикивала ругательства и тем самым нарушала редкостную красоту зимнего утра.
— Отлично справляешься, Мильва! — сказал Лютик подруге, стиснув её руку. — Держись! Я уверен, всё скоро закончится!
Лучница ответила взглядом, который заставил бы удрать в страхе даже самого закалённого нильфгаардского солдата.
— Заткнись, Лютик. Просто заткнись, бля… ааа! Сукин сын, больно!
С другой стороны кровати сидела бледная Ангулема и раскачивалась вперёд-назад.
— Во-во, — проныла она. — Ни в жизни не буду рожать. Напомните, если я когда-нибудь забеременею, ладно?
Между ног Мильвы раздался мягкий голос Региса.
— На самом деле, Лютик прав. — Цирюльник поднял голову, чтобы успокаивающе улыбнуться Мильве, однако его лицо, забрызганное кровью, несколько испортило впечатление. — Твой малыш родится весьма скоро. Крепись, мой друг! Я могу видеть головку!
— Наконец-то! — прорычала Мильва. Потом она сморщилась и застонала сквозь стиснутые от боли зубы, когда началась очередная схватка.
— Знаете, — промолвила Ангулема, — если бы, когда я вас встретила, мне кто-то сказал, что я окажусь здесь, я бы сказала, что он свихнулся.
Над правым глазом Мильвы задёргался мускул.
— Девять месяцев назад и я бы не поверила, что буду рожать за полмира от дома, а проклятый вомпер будет пялиться на мою кровавую пи…
— Кстати, о вампире, — перебил Лютик, — как держишься, Регис?
Регис снова выглянул из-за ног Мильвы. Густые седые брови были сердито нахмурены.
— На что ты намекаешь, дорогой поэт? Во-первых, я вынужден напомнить, что поклялся больше не пить кровь, и, во-вторых… что ж, если ты на минуту допустил, что я настолько развращён, чтобы соблазниться кровью, вытекающей из…
— Заткнись! — крикнула Мильва. — Ни слова! Не хочу даже слушать!
Лютик надулся и стал похож на маленького мальчика, а не на мужчину под сорок.
— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Мы вчетвером по очереди поддерживали Мильву в этом суровом испытании, так что я особенно беспокоюсь о тебе, Регис. В конце концов, ты трудишься уже двенадцать часов без перерыва.
— Кстати, а где Геральт и Кагыр? — спросила Ангулема.
— Они оба вернулись, — ответил Регис. — Ждут за дверью. Я могу почувствовать их запах.
— Почувствовать запах?
— Кагыр пахнет мазью для чистки доспехов и смазкой для меча. У Геральта же характерный… мускусный запах, я бы сказал.
Ангулема истерически хохотнула.
— Мускусный запах? У Геральта характерный мускусный запах? И что это значит?
— Хватит про Геральтову мужскую вонь! — воскликнула Мильва сквозь стиснутые зубы. За её упрёком тут же последовала нецензурная брань.
— Продолжай тужиться, Мильва! — сказал цирюльник. — Ты уже почти у цели!
Мильва выгнулась и скривилась от боли. Она так крепко стиснула руку Лютика, что глаза бедного барда, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Ребёнок уже здесь! Тужься, Мильва, тужься!
— Что, по-твоему, я дела… ааа! Чёрт! — Синие глаза Мильвы были полны слёз. — Больно, больно, пожалуйста, я… я не хочу умирать…
— Ты не умрёшь, — твёрдо сказал Регис. — Я не позволю.
— Ты слышала старого кровопийцу! — воскликнула Ангулема. — Продолжай, тётечка!
С протяжным криком Мильва откинула назад голову. Однако вскоре комната наполнилась другим звуком.
Плачем ребёнка.
Всё тело Мильвы сильно дрожало, когда она впервые услышала крик своего ребёнка. Затуманенным взором она видела, как Регис встал, бережно держа на руках что-то, что она не могла разглядеть.
— Мальчик! Здоровый, прелестный маленький мальчик! — объявил Регис после того как вытер новорождённого. Он протянул вопящего младенца Мильве; искреннее, почти детское выражение удивления озарило лицо вампира, когда он созерцал первую встречу матери и дитя.
Пристально рассматривая лицо сына, Мильва не могла произнести ни слова. Она старалась запомнить каждую его чёрточку: маленькую родинку над левым глазом, крошечный нос пуговкой, пучок светлых волос на голове… Она знала, что сейчас Лютик и Ангулема поздравляют её, но как будто не слышала их. Она полностью сосредоточилась на маленьком существе, лежащем у неё на руках.
— Надо перерезать пуповину, — сказал Регис. — Кто хочет оказать честь?
Лицо Лютика мгновенно из белого стало зелёным. В свою очередь, Ангулема в ужасе отпрянула, как будто ей предложили выпить залпом чашку лягушачьей слизи.
Открылась дверь, и вошли Кагыр с Геральтом. На лице молодого нильфгаардца появилось удивительно нежное выражение, когда он увидел Мильву, держащую новорождённого сына. Напротив, лицо Геральта было неподвижным, будто камень.
— Я сделаю это, Мария, — сказал ведьмак. Он наклонил голову к Мильве. — Если ты не возражаешь.
Мильва ответила лёгким кивком. Пока Геральт выполнял это задание, остальные придвинулись поближе к молодой матери, исключая Региса, который оставался вблизи конца кровати, чтобы вмешаться в случае непредвиденной ситуации.
— Фу! — воскликнула Ангулема. — Почему он измазан в какой-то белой мерзости? И почему у него голова в буграх?
Кагыр округлил глаза.
— Ты впервые видишь новорождённого, Ангулема?
— Ну, я не знал, что новорождённые выглядят вот так! — добродушно сказал Лютик. — Я думаю, никогда не поздно узнать что-то новое, а?
Мильва прищурилась; притихший ребёнок держал во рту её сосок.
— Ты говоришь, мой ребёнок — урод? — игриво проворчала она.
— Что? Нет, нет! — возразила Ангулема. — Просто он… такой крошечный!
— Это так, — сказал Кагыр. — Мои новорождённые племянники и племянницы были крупнее.
— Эльфам часто свойственно очень хрупкое строение костей, — пояснил Регис. — Знаете, человеческий скелет легко отличить от эльфьего, поскольку…
Геральт смерил взглядом вампира. Тот кашлянул и тут же замолчал.
— Ой! — воскликнула Ангулема. — Глядите, у него ещё и ушки острые!
— Мнится мне, от отца ему больше ничего не достанется, — сказала Мильва с усталостью, старой, словно сам мир. Кем бы ни был молодой скоя'таэль, сейчас его наверняка уже нет в живых. Он умер, даже не зная, что стал отцом полукровки, рождённого человеческой женщиной, с которой он провёл последнюю ночь любви и нежности.
— Ну и ладно! — Ангулема дружески ткнула ребёнка в живот. — Кому вообще нужен папа? У меня не было папы, и со мной всё было хорошо, правда?
Лицо Мильвы озарило нежное, но слегка раздражённое выражение. Стоявшие вокруг кровати Лютик, Кагыр, Регис и Геральт ответили на её сентиментальное выражение лица, каждый по-своему: бард, не стесняясь, плакал и шмыгал носом, у рыцаря на глазах стояли слёзы, вампир гордо улыбался, а ведьмак прищурился, слегка улыбнувшись.
— Кстати, — немного погодя, сказала Ангулема, — неправда, что твой комочек счастья вырастет без папы. — Она указала подбородком на четырёх стоящих рядом мужчин. — Думаю, у него их будет целых четыре.
Глава 2. Папочка ЛютикГлава 2. Папочка Лютик
Бранвин Барринг был единственным ребёнком в деревне, умевшим читать. Девятилетний мальчик был мал ростом и щупловат для своего возраста; копна его волос чуть отдавала в рыжину, в отличие от русых волос матери. В целом, он пошёл в неё; единственное, что досталось ему от отца — форма ушей и пара пронзительных светло-карих глаз.
— Что здесь написано, Бран? — спросила подруга Брана Рения, когда он изучал доску объявлений посёлка. — Есть что-нибудь необычное?
— Что-нибудь про чудовище? — добавила её младшая сестра Сабина. — Вот было бы здорово, если бы было объявление про чудовище!
Третий друг Брана, мальчик по имени Радек, широко ухмыльнулся.
— Тогда, может быть, придёт ведьмак и убьёт чудище!
— Ничего здесь нет про чудовище, — сказал Бран, закончив читать все заметки на старой деревянной доске. — Одна скукота.
Сабина пнула камешек.
— Здесь всегда одна скукота. Никогда не происходит ничего интересного.
Конечно же, она была права. Если не считать проводившихся время от времени скачек, в посёлке Алнессе редко происходили необычайные события. Бран жил здесь три года, и самым странным, что он здесь видел, были серийные похищения домашних животных (преступниками оказались трое бесшабашных и тупых как пробка пьяниц).
— Я не хочу, чтобы здесь появилось чудовище, — наконец произнёс Бран. — Люди окажутся в беде.
— Думаю, ты прав, — сказала Сабина. — Просто в историях твоего дяди это звучит так здорово...
— На самом деле, Лютик мне не дядя, — пояснил Бран, — он... ну... — Мальчик почесал в затылке, обдумывая ответ. Строго говоря, Лютик был просто другом его матери Мильвы, но он часто говорил в шутку, что заменил Брану отца.
— Как ты думаешь, он скоро приедет в Алнесс? — спросила Рения. — О, я люблю его песню об эльфской девушке! Как бы я хотела, чтобы он приезжал почаще!
— Пффф, конечно, тебе больше нравится глупая сказка про любовь, а не истории о Белом Волке! — сказал Радек. — Или истории о Львёнке из Цинтры!
Бран молчал, пока они спорили. Всегда было странно слушать, как люди говорят о Геральте и Цири, будто они существовали только в легенде. На самом деле, иногда было трудно поверить, что они пережили события, описанные в балладах Лютика.
— Может быть, он скоро придёт, — через некоторое время сказал Бран, перебив ссору друзей. — Он говорил, что окрестные пейзажи его вдохновляют.
Мать Брана придерживалась другой версии: она была уверена, что Лютик так часто навещал Алнесс только потому, что её лесная хижина оказалась единственным местом на материке, где он мог отведать дичи, и ему не пришлось бы для этого охотиться или тратить деньги.
Предсказание Брана сбылось: три дня спустя в Алнесс прибыла пёстрая труппа артистов, вызвав немалую радость. Их фургоны хоть и были старыми и покосившимися, но щеголяли яркими цветами. Несмотря на неряшливый вид их транспорта, танцоры и певцы были весьма талантливы. Добрую часть дня они развлекали весь Алнесс, а вечером присоединились к селянам на импровизированном празднике.
К восторгу друзей Брана, труппу сопровождал некий бард. Неожиданное появление Лютика вызвало громкие возгласы зрителей. Когда он закончил петь последнюю длинную ноту, и у женщин, и у мужчин на глазах стояли слёзы. Мать Брана еле слышно подпевала во время исполнения, но когда поэт откланивался, побуждая всех аплодировать, она только фыркнула.
Когда артисты смешались с публикой, Лютик направился к Брану и его матери, раскрыв приветственные объятия.
— Ах, Мильва, мой самый любимый мизантроп на всём белом свете! — воскликнул бард. — И малыш Бран здесь! Как я рад видеть вас после такой долгой разлуки!
— Всего две недели прошло, болван, — сухо ответила Мильва. — И сомневаюсь, что я твой любимый мизантроп: мы оба знакомы с тем, кто мне сто очков вперёд даст.
— Что такое "мизантроп"? — спросил Бран.
Лютик рассмеялся.
— Это Геральт. И ещё твоя мама... в небольшой степени, — добавил он под пристальным взглядом Мильвы.
Бран нахмурился из-за неубедительного ответа Лютика. Иногда взрослые бывают такими странными.
— Долго ты не гастролировал, — сказала Лютику Мильва. — Я думала, ты будешь только своей таверной заниматься.
— Ах, — сказал Лютик, взмахнув рукой, — что ж, действительно, "Хамелеону" до сих пор уделяется большая часть моего внимания. Сегодняшнее представление, к сожалению, было единичным случаем. Глава этой труппы — мой добрый друг, талантливый молодой человек, лишь недавно вставший на трудный, но приносящий столько удовлетворения путь странствующего певца. Разве мог я не прийти ему на помощь и не поделиться мудростью, накопленной годами опыта?
— Мудростью? Это приходит на ум в последнюю очередь, когда о тебе думаешь.
— Мама! — возмутился Бран. — Не смейся над ним!
Театральным жестом Лютик положил руку на сердце.
— О, мой милый мальчик! Ты защищаешь меня, бедного поэта, от острого языка свой матери! У тебя всегда была такая чувствительная натура! — он ухмыльнулся Брану, подёргивая бровями. — В этом отношении ты удался в меня.
Мильва дала барду лёгкий подзатыльник.
— Хватит забивать чепухой голову моему сыну! Пошли, возьмём чего-нибудь поесть.
Прежде чем она повернулась и направилась к столам, которые селяне накрыли возле дома старосты, Лютик дёрнул её за руку.
— Э, должен признать, что я изрядно устал, — сказал бард, нервно улыбаясь. — День был долгим, понимаешь? Не могли бы мы просто пойти к тебе домой и поужинать вместе, втроём?
Мильва перевела взгляд от группы местных жителей, пивших за здоровье гостей, на умоляющее лицо Лютика. Она подняла бровь и не совсем уверенно произнесла:
— Ладно. Как хочешь.
Дом Брана находился немного в стороне от деревни, у края леса. Жители Алнесса всегда были рады его матери — в конце концов, её легендарное охотничье мастерство накормило немало голодных ртов — но она до сих пор высоко ценила уединение. Бран не возражал; он, в отличие от своих друзей, не боялся леса. Было что-то успокаивающее в запахе сосновых шишек и естественных звуках пробирающихся через чащу животных.
Казалось, к Лютику вернулась часть его привычного задора, когда он помогал Мильве готовить ужин. После того как троица закончила есть весьма вкусное жаркое из кролика, бард начал расспрашивать Брана о его текущей учёбе, вогнав мальчика в краску.
— Прости, Лютик, — сказал Бран, — я не занимался вещами, которые ты просил сделать. Я просто... эээ...
В ответ Лютик расхохотался.
— Не стоит извиняться, милый мальчик! В твоём возрасте я был таким же. Ах, сколько меня пороли, когда я учился в храмовой школе! Но завтра мы сможем посмотреть на твои успехи. Ещё я привёз несколько новых книг, и ты сможешь поупражняться в чтении.
— Правда? — сказал Бран с горящими глазами. — Спасибо, Лютик!
Бард задумчиво потёр подбородок.
— Однако должен признать, я совершенно не подготовился обучать тебя арифметике. Я умело обращаюсь со словами, но не с числами. Возможно, будет лучше отдать тебя...
— Ближайшие школы — в Новиграде, — перебила Мильва. — Это в двух часах ходьбы.
— Что ж, в "Хамелеоне" вам всегда рады, — сказал Лютик. — Или, если захочешь, Бран может жить у меня, а ты останешься в Алнессе. Мне довелось познакомиться с чудесной учительницей, она с радостью возьмётся за образование мальчика.
Бран открыл рот, чтобы ответить, но мать не дала ему вымолвить и слова.
— У Брана здесь уже много работы, — строго сказала она. — Он с другими детьми присматривает за скотом, пока взрослые работают в поле.
— Действительно, это довольно важная работа, — согласился Лютик, — но нам также стоит задуматься о будущем мальчика. — Он повернулся к Брану, его губы были серьёзно поджаты, что было необычно для него. — Бран, хотел бы ты ходить в школу? Получив должное образование, ты даже сможешь поступить в Оксенфуртскую Академию! Будешь ли ты рад?
— Оксенфурт? — Бран не мог поверить своим ушам. — Т-ты правда так думаешь?
— Правда? — с сомнением спросила Мильва.
— Разумеется! Бран — умный мальчик! Я уверен, он будет превосходным студентом!
— Я не это имела в виду, — сказала Мильва. — Они... они вообще его пустят? Я говорю про... — Она резко и раздражённо выдохнула и мрачно посмотрела на Брана.
Лютик взглянул на Брана, на его лице тоже появилось выражение беспокойства. Бран нахмурился, потому что его раздражало, что вдруг всё стало непонятным. В самом деле, почему взрослые такие странные?
— Да, понимаю, — тихо промолвил Лютик. — Что ж, если тебе от этого станет легче, то если дело дойдёт до поступления, я воспользуюсь всем своим авторитетом, чтобы отменить их решение. В конце концов, я всё ещё один из их самых знаменитых лекторов. Если я попрошу выделить Брану место, они так и сделают. Если ты действительно хочешь поступить, Бран.
У Брана горели щёки.
— Эм, я не знаю. А вы как думаете?
— Зависит от того, кем ты хочешь стать, — ответила Мильва.
— Именно! — согласился Лютик. — Наша единственная задача как взрослых — дать тебе возможность воплотить в жизнь свои стремления. Окончательный выбор — за тобой.
Бран рассеянно помешивал жаркое в миске. С некоторых пор он лелеял глупую мечту, которую сейчас ему не хотелось озвучивать.
— Я подумаю, — спокойно ответил он.
— Ничего страшного, — сказал Лютик, потом немного смущённо добавил: — Только... только не забудь, что в грядущие несколько месяцев я могу быть немного занят. Отчасти поэтому... эээ... я предложил найти учителя, чтобы продолжить начатое мной...
Мильва долила в кружку эль.
— Почему? Ты хочешь сделать что-то эдакое с "Хамелеоном"?
Повисло тяжёлое молчание. Потом Лютик почти пропищал:
— П-Присцилла беременна.
Мильва едва не поперхнулась. Бран в свою очередь расплылся в улыбке до острых ушей.
— У Присциллы будет малыш? — спросил он у барда. — Ты станешь папой?
Лютик тихо простонал.
— Да, — сказал он необычно высоким голосом, — я стану отцом. — Внезапно он схватил Мильву за руку. — Что мне, чёрт побери, делать, Мильва? Я не могу быть отцом! Этого не может быть!
Мильва хлопнула его по руке.
— А ты-то как думаешь, дурень? Тебе остаётся делать только одно: взрослеть и воспитывать ребёнка. Больше ничего.
— Как... как ты считаешь: я создан для отцовства?
— Может — да, может — нет, — ответила Мильва ледяным голосом. — Не в этом суть. Ты научишься по ходу дела, или твоему ребёнку придётся разбираться с последствиями твоей незрелости, — она искоса посмотрела и пробормотала: — По крайней мере, у меня было так.
Бран прислонился к ней. Тут же Мильва прижала его к себе и крепко обняла.
— Ты сильнее меня, — возразил Лютик. — Ты всегда была...
— Это бред сивой кобылы, и ты сам об этом знаешь, — проворчала мать Брана. — Ты спустился в ад и вернулся живым и невредимым. Тебе нипочём странствие по разорённой войной стране, но от ребёнка, о котором нужно заботиться, ты хочешь бежать без оглядки? Не смеши меня!
— Н-нет, Мильва, ты не поняла. У меня и в мыслях нет бросить Присциллу или наше дитя. Просто... — Лютик вздохнул. — Я испортил множество важных вещей в своей жизни, и не хочу и здесь наделать глупостей. Потому что я непременно наделаю глупостей. Никаких сомнений.
— Почему ты так думаешь? — спросила Мильва. — В прошлый раз в нашей дружине не ты страдал жуткими вещими снами.
Мгновение Бран размышлял, кого она имела в виду. Несмотря на любопытство, он решил не развивать тему и спросить у неё попозже.
— Я думаю, ты станешь отличным папой, Лютик, — присоединился он к разговору. — Ты научил меня читать, помнишь? И ты рассказал мне историю древнего мира, и показал на карте все страны. А это уже кое-что, правда?
Лютик нервно сглотнул.
— Да, но это ведь такая малость. Это... лишь самые основы родительства, на самом деле.
— И всё же это кое-что, — сказала Мильва. — Мой папка научил меня охоте, и только. Обычно ему было всё равно, есть я или нет. — Она презрительно усмехнулась. — Если бы я родилась с другой штукой между ног, то, может, было бы по-другому. А так он решил обращаться со мной, как с г... мусором.
— Что насчёт Присциллы? — добавил Бран. — Она такая хорошая и умная. Она не оставит тебя одного, понимаешь?
— И мы тебя не бросим, — закончила Мильва. Она покрепче стиснула Брана, и мальчик хихикнул в ответ. — Ты правда думаешь, что мы дадим тебе брести, спотыкаясь, по дороге отцовства и не будем встревать, когда ты выставишь себя на посмешище? Да брось! Уж в таком удовольствии я себе не откажу...
Лютик вздрогнул.
— Как всегда, полна участия?
— Шутки в сторону, — сказала Мильва, — ты был рядом, когда был мне нужен. Я отплачу тем же — не меньше.
— И я постараюсь помочь! — воскликнул Бран. — То есть, я не то чтобы много знаю о младенцах и всяком таком, но...
Мгновение глаза барда блестели в свете очага. Затем он кашлянул и, шмыгая носом, вытер их.
— Я... что ж, это ужасно благородно с вашей стороны. — Его щёки слегка покраснели. — Я признателен вам. Обоим.
Через некоторое время, в середине ночи, Бран понял, что не может заснуть. Он одолжил свою кровать Лютику, решив спать, неудобно прижавшись к матери на её маленькой койке. Мильва храпела во сне, несомненно, утомившись после полного забот дня. Бран медленно выбрался из её объятий и на цыпочках побрёл в сторону кладовой. За спиной Брана раздался тихий смешок, и он замер.
— Ищешь конфеты среди ночи, м? — прошептал Лютик. — Не бойся, я не скажу маме.
Бран, зевая, потёр глаза.
— Я просто немного проголодался, — тихо ответил он. — Не знаю почему, но мне не спится.
Лютик сел на кровати Брана и похлопал по месту рядом с собой. Мальчик доковылял до него и плюхнулся на жёсткий матрас.
— Мне тоже не спится, — признался Лютик. — Что с тобой? Что-то тебя тревожит?
— Ты правда думаешь, что я могу пойти в школу? — спросил Бран, ссутулившись. — Ты думаешь, я достаточно умный?
— Конечно! Ни на секунду не сомневайся в этом!
— Но разве это не стоит кучу денег? И что будет с мамой? Я... я не могу взять и оставить её...
— Деньги — не беда, не переживай, я всё оплачу. Что до твоей матери… — Лютик замолчал и взглянул на силуэт спящей Мильвы в другом конце комнаты. — Ну, она знает о преимуществах хорошего образования. Возможно, она никогда не говорила тебе об этом, но она хочет, чтобы у тебя в жизни были возможности, которых не было у неё. Я бы даже сказал, что это самое сокровенное, самое большое её желание.
— Ты так думаешь? — спросил Бран.
В ответ Лютик взъерошил волосы Брана. Мальчик тихо проворчал в знак протеста.
— Ох, это слишком сложная тема для ночного разговора. Давай обсудим это попозже, ладно?
— Как скажешь, — пробормотал Бран.
— В конечном итоге, хотел бы ты поступить, Бран? Хотел бы ты ходить в школу? Заниматься будешь несколько дней в неделю, если тебе так больше хочется.
— Я… — сказал Бран. — Я думаю, да. Да, мне нравится! Тогда я смогу стать, эээ…
— Кем пожелаешь! — громко и с воодушевлением ответил Лютик. — Ты сможешь изучать тайны естественных наук! Ты сможешь раскрывать загадки далёкого прошлого! Знаешь, ты даже можешь быть занудой, как Регис, и изучать медицину! Понятия не имею, зачем тебе выбирать этот вариант, но…
— Я могу стать поэтом, как ты, — полушутливо предложил Бран.
Лютик смахнул воображаемую слезу.
— Да, конечно! Я уверен, ты покоришь весь мир своим ошеломляющим писательским мастерством. В точности как твой скромный собеседник.
От постели Мильвы раздался тихий смешок. Бран задумался, не померещился ли он ему; похоже, Лютик ничего не слышал.
— И всё же я уверен, у тебя есть свои честолюбивые стремления, — через некоторое время произнёс Лютик. — Кем бы ты хотел стать, Бран?
Бран чувствовал, как щёки горят в темноте.
— Если я скажу… обещаешь, что не будешь смеяться?
Лютик опять хихикнул.
— Конечно, не буду.
— Когда я был маленьким, то мечтал стать магом.
Даже в тусклом лунном свете Бран заметил потрясение на лице Лютика.
— Правда? Ты хотел изучать магию?
Бран повесил голову.
— Ага, — пробормотал он. — Глупая затея, знаю.
— Нет-нет-нет, не обязательно, — сказал Лютик. — Только, как я понимаю, очень редко люди рождаются с даром использовать магию.
— Геральт тоже это говорил, — произнёс Бран. — Вот почему я сказал, что было глупо думать, что это возможно.
Лютик потёр подбородок.
— Тебя всегда можно подвергнуть испытаниям. Надо бы спросить Трисс или Йеннифэр, могут ли они помочь. У них нет закадычных друзей в Бан Арде, но я уверен, они знают, что делать.
— Не думаю, что что-то получится, — сказал Бран, натянуто улыбнувшись, — но всё равно спасибо, Лютик.
— Я помню то время, — с другого конца комнаты донёсся приглушённый голос Мильвы, её лицо выглядывало из-под одеяла. — Увлечение волшебством. Ты ходил везде и воображал, что делаешь повседневные дела с помощью магии. Кагыр даже сделал тебе маленькую палочку. Мы тогда тебе не говорили, но мы все считали, что это умилительно.
— Мама! — возмутился Бран.
— О да, — сказал Лютик, — теперь вспомнил. Это было вскоре после того, как вы вернулись из Туссента, да? Сразу после окончания войны?
— И ты перестань, Лютик! — в полумраке Бран видел, как взрослые ухмыляются друг другу. — Ты обещал, что не будешь смеяться!
На его возмущённую речь Мильва и Лютик отреагировали хихиканьем. Обидевшийся Бран отвернулся от их весёлых взглядов, выскочил из постели и отправился на поиски еды.
Копаясь в кладовой, Бран слышал, как Мильва и Лютик тихо разговаривают в другой комнате. Их голоса были достаточно громкими, так что Бран мог разобрать слова.
— До сих пор поверить не могу, что ты сдался и остепенился, как полагается семьянину, — говорила мать Брана. — Размяк ты на старости лет, поэт.
— О, — ответил Лютик, — всё было не совсем так, как ты думаешь. Присцилла… удивительно искренна. Ну… в общем, когда я вернулся к ней, а она — ко мне, мы решили, что, эм…
Мильва сдавленно хмыкнула.
— Я… понимаю… — после неловкой паузы она продолжила: — Ну, до тех пор, пока вы ведёте себя как рассудительные взрослые.
— Рассудительность — это мой конёк, — прохрипел Лютик.
— Хе, — ответила Мильва. — Когда-то я бы ни за что не связала это слово с тобой, но теперь… посмотри, как ты обращался с Браном пару минут назад. Нет, в жопу такого родителя. Ты будешь молодцом, когда перестанешь так трусить.
— Что ж, звучит слишком скупо, чтобы служить искренним комплиментом, но спасибо за оказанное доверие, Мильва.
Бран взял несколько сушёных фруктов из шкафа, улыбаясь в темноте, когда услышал теплоту в голосе Лютика.
— Я серьёзно, — продолжила Мильва. — Твоему ребёнку повезёт с тобой. Так же… — она вздохнула и продолжила так тихо, что Бран едва слышал, — так же, как повезло Брану.
Лютик не ответил сразу. Потом бард рассмеялся: сначала тихо, но потом всё громче и громче. Бран подумал, что смех звучал… немного безумно.
— Никогда не думал, что увижу это! — воскликнул Лютик, слегка запыхавшись. — За всей этой грубостью — нежное, прекрасное, любящее сердце мате… уф!
Бран вернулся в комнату и увидел, как мать кидала подушку в лицо Лютика.
— Ох, заткнись, виршеплёт затраханный, — ласково сказала Мильва.
Глава 3. Братец КагырГлава 3. Братец Кагыр
— Мама! Мама! — вопил Бран, мчась по тропинке домой.
Мильва делала стрелы, сидя у своего скромного жилища. Она подняла голову и с недоумением посмотрела на сына.
— Кто-то едет! — пояснил Бран. — На лошади!
— Как он выглядит?
— Эээ, на нём чёрная кожаная броня. И плащ, я не смог разглядеть лицо…
— Чёрная броня, хм? — Мильва слегка улыбнулась. — Может, это кое-кто знакомый…
Глаза Брана округлились. У него было предчувствие, когда он увидел таинственного всадника, и слова матери только подтвердили его предположение.
— Кагыр? Ты думаешь, это Кагыр?
— Почему бы тебе не пойти и посмотреть?
Бран хихикнул, увернувшись от руки Мильвы, собиравшейся взъерошить его волосы. Всё ещё ухмыляясь, он помчался навстречу мужчине в чёрных доспехах.
Всадник снял капюшон, когда заметил бегущего со всех ног Брана. Ему было немного за тридцать, он был хорош собой, а его волосы были черны, как уголь. Бран ускорился, радостно крича:
— Кагыр! Ты вернулся!
Мужчина остановился, чтобы слезть с лошади. Бран чуть ли не запрыгнул ему на руки.
— Уф! — Кагыр спустился и погладил мальчика по светло-рыжей голове. — Ну и ну, кажется, мне решили оказать радушный приём! — Он улыбнулся ещё шире, когда заметил, что Мильва тоже идёт навстречу.
— Кагыр, — просто сказала она, криво улыбнувшись от сдержанной радости.
— Кагыр, я скучал по тебе! — воскликнул Бран. Он выбрался из объятий рыцаря и с горящими глазами спросил его: — Ты привёз мне что-нибудь из своих странствий?
Мильва упёрлась руками в бока.
— Ах ты, маленький проказник! Мы не видели его целый год, и вот об этом ты его спрашиваешь первым делом?
— Не ворчи, Мильва, — сказал Кагыр. — Я был таким же в его возрасте. — Он порылся в седельных сумках и достал загадочный предмет, завёрнутый в платок. — Я купил это в Цинтре. Ты знаешь, где Цинтра?
— На юге от Редании и Темерии! — сказа Бран. — Лютик мне рассказывал. Он показывал мне карту, где есть все страны.
— Хорошо. Вскоре ты сможешь сам отправиться за приключениями.
Кагыр протянул подарок Брану. Мальчик нетерпеливо развернул его и обнаружил фигурку рыцаря верхом на породистом боевом коне. Синяя и золотая краска местами слезла, и кончик копья всадника был отломан — было заметно, что у игрушки была богатая на события жизнь.
Бран с широкой улыбкой рассматривал фигурку.
— Спасибо, Кагыр! Но я не узнаю знамя.
— Лютик учил тебя гербам разных стран? — спросил Кагыр.
— Учил, — ответил Бран, — но я их почти все забыл.
Мильва пригляделась к щиту человечка.
— Золотые львы на синем. Не скажу, что я его знаю.
— Это эмблема цинтрийских королей, — объяснил Кагыр. — Или, по крайней мере, была ей до войны…
Мильва фыркнула и крепко обняла Брана.
— Значит, эта вещица может быть даже старше, чем ты, пострелёнок.
Бран проворчал, вывернувшись из её объятия, и Мильва хихикнула в ответ. И всё же, несмотря на беззаботность ситуации, лицо Кагыра помрачнело. По-видимому, что-то, имеющее отношение к маленькому деревянному рыцарю — нет, к Цинтре — очень печалило его. Бран задумался, почему.
— Пошли домой, — сказала Мильва через некоторое время. — Ты, наверное, помираешь с голоду.
— На самом деле, со мной всё хорошо. Прошу прощения за то, что навязываю вам своё присутствие…
— Ой, заткнись, нильфгаардец. Ты ж нам как родной.
Кагыр улыбнулся и слегка покраснел.
— Как скажешь, Мильва. И я не нильфгаардец — тебе надо бы уже запомнить.
Пока они вели лошадь Кагыра по лесной тропинке, Бран задавал вопросы о его путешествиях. Он так давно не видел Кагыра, и Брану не терпелось услышать обо всех диковинных краях, в которых он побывал. Кагыр, конечно, был не таким хорошим рассказчиком, как Лютик, но он старался словами изобразить места, которые видел. По крайней мере, он был более эмоциональным рассказчиком, чем Геральт.
Несмотря на упорство Мильвы, Кагыр отказался от предложенной ей еды, сказав, что уже поел по дороге в Алнесс. Бран, в свою очередь, зашёл домой, чтобы поставить новый подарок на полку над кроватью. Некоторые игрушки Кагыр купил во время поездок, но иногда рыцарь сам вырезал фигурки из дерева. Оставшуюся часть бесценной коллекции Брана составляли подарки от Детлаффа, неразговорчивого приятеля Региса. Бран всегда считал его немного пугающим, но, если не считать Геральта, голубоглазый вампир чаще всех вызывал у Региса улыбку, поэтому Бран решил дать ему шанс, несмотря на первоначальные опасения.
Бран выбежал из дома, чтобы составить компанию матери и Кагыру. Те рассказывали друг другу истории, пока Мильва трудилась над стрелами. Завидев Брана, Кагыр встал, держа в руке продолговатый предмет, завёрнутый в ткань. Бран нахмурился от любопытства и чувства предвкушения.
Кагыр развернул предмет, который оказался видавшим виды деревянным мечом. Бран уставился на оружие, открыв рот в невысказанном вопросе. В качестве ответа Кагыр с лёгкой ухмылкой бросил ему тренировочный клинок.
— Это я тоже нашёл во время путешествий, — объяснял Кагыр, пока лишившийся дара речи Бран рассматривал меч. — Помню, как я был счастлив, когда получил свой первый клинок… — На мгновение показалось, что он потерялся в воспоминаниях, его лицо смягчилось от меланхолической нежности. — Я был немного младше тебя. Только что стал пажом — первый шаг на пути к титулу рыцаря.
Бран изобразил несколько стоек, которые подсмотрел у Кагыра и Цири, потом улыбнулся и спросил:
— И каково это — быть пажом и оруженосцем? Трудно?
Кагыр застенчиво почесал затылок.
— Отчасти… эээ… жутко. Служба оруженосца утомительна и неблагодарна. Часто это упускают в песнях о рыцарских подвигах.
— Один из моих друзей хочет стать солдатом, — сказал Бран, думая про Радека, — но его родители против. Они говорят, что он нужен на хозяйстве. — Его подруга Сабина тоже хотела научиться сражаться, но её родители только смеялись, когда она поднимала эту тему. Из-за этого Бран приходил в ярость.
— Толковые родители у твоих друзей, — сухо сказала Мильва. — Лучше быть кметом, чем мясником-наёмником.
Синие глаза Кагыра вновь затуманились. Опять казалось, что он находится где угодно, но не здесь.
— Кагыр?.. — мягко произнёс Бран, обеспокоенный его внезапным молчанием. Он посмотрел на деревянный меч и почему-то почувствовал странную тошноту. Вся радость от нового подарка начала улетучиваться, оставляя горький привкус во рту. — С тобой всё хорошо, Кагыр?
Кагыр вздрогнул и заморгал.
— Д-да, правда, — наконец ответил он. Заметив, что это не убедило Брана, он присел, чтобы его глаза были на уровне глаз мальчика, и слегка ему улыбнулся. — Что насчёт того, чтобы я научил тебя основам? Как тебе такое?
Нахмурившись, Бран посмотрел на мать. Она пожала плечами.
— По правде, это я попросила его стать твоим учителем, — сказала она.
— Я думал, ты не любишь солдат, — сказал Бран.
— Я не люблю солдат, но это не значит, что не хочу, чтобы ты учился защищать себя. Просто не делай из этого труд всей жизни.
Бран покраснел и нервно засмеялся. Много раз он сопровождал мать на охоте — и всякий раз заливался слезами, когда огонь жизни угасал в глазах бедного животного, которому не повезло пасть от её стрел.
— Не думаю, что сделаю, — робко ответил он.
— Хорошо, — сказала Мильва. — Первый урок ты усвоил.
Кагыр достал ещё один тренировочный меч из седельной сумки.
— Действительно. Прими это близко к сердцу.
Бран шаркнул ногой и кивнул. Он задумался, почему мама и Кагыр так возражали против того, чтобы он стал солдатом. Ведь было столько чудесных баллад о доблестных рыцарях, совершающих подвиги во имя короля и державы. Это не могло быть так плохо… ведь правда?
— Погоди! — сказал он Кагыру. — Можно я сначала сбегаю в деревню? Я думаю, мои друзья тоже хотели бы поучиться фехтовать. Ну, если тебя это не сильно затруднит…
Казалось, Кагыр удивился, но не особо противился.
— Конечно, нет. Иди, мы с мамой подождём тебя здесь.
Через несколько минут Бран вернулся с Радеком и Сабиной. Её сестра Рения тоже увязалась за ними, хотя она и не разделяла их восторженный интерес к фехтованию.
Однако вскоре она передумала. Кагыр был превосходным учителем, и скоро все друзья Брана, широко улыбаясь, по очереди делали выпады, желая нанести ему удар. Однако никому из детей не удалось совершить этот подвиг, хотя Сабина была опасно близка. На лазурном небе над их головами солнце описывало безупречную дугу и уже клонилось к закату, когда Кагыр объявил об окончании урока. К тому времени Мильва ушла проверить, не попались ли какие-нибудь лесные твари в ловушки, которые она расставила рано утром. Вскоре друзья Брана ушли в деревню. Они щедро поблагодарили Кагыра, вогнав его в краску, а потом помчались по грязной тропинке в Алнесс.
Бран остался наедине с Кагыром, когда закатное солнце начало заливать багрянцем небо над горизонтом. Втайне мальчик чувствовал облегчение от того, что урок наконец закончился. Во время тренировки стало вполне очевидно, что он — наименее способный из новых учеников Кагыра. Не важно, сколько раз тот объяснял ему тонкости устойчивого положения ног и преимущества правильного хвата меча, — Брану не удавалось применить его наставления на деле. А когда ему пришлось встретиться лицом к лицу с внезапно помрачневшим Кагыром в учебном поединке, он почувствовал, что его ноги словно превратились в кисель. Только ободрение Сабины и Радека (или, скорее, их почти презрительный смех) смогло побудить Брана предпринять (практически безнадёжную) атаку. Всё-таки хорошо, что Бран почти пообещал матери, что никогда не станет воином. Очевидно, ему от рождения не досталось силы духа для такого занятия.
Однако стыд от этого жёг, будто осиное жало.
— Я пойду, наберу воды из колодца, — промямлил Бран Кагыру, отвернувшись, чтобы тот не увидел его глаза, полные гневных слёз. Приблизившись к колодцу, мальчик начал громче шмыгать, в горле появился комок. Бран изо всех сил крутил рукоять, поднимая ведро. Из-за опухших глаз и забитого носа голова была тяжёлой и болезненной; что ещё хуже, на руках темнело несколько больших синяков, которые ужасно болели. И всё-таки Брана успокаивало то, что он наконец-то один. Он всегда с неохотой плакал в присутствии других людей, а плакать перед Кагыром было ещё отвратительнее. Кагыр был рыцарем, смелым и добрым, и сильным человеком, в точности как герои и героини сказок Лютика.
В точности как Геральт и Цири, и Мильва, и все остальные в семье Брана…
Когда Бран вернулся с полным ведром воды, его глаза уже высохли; Кагыр рубил дрова. Тот остановился, чтобы вытереть лоб, слегка улыбнувшись Брану в знак благодарности. Они присели, чтобы напиться. Бран довольно вздохнул, когда почувствовал на губах освежающую прохладную влагу.
— Спасибо, Бран, — сказал Кагыр. — Было очень любезно с твоей стороны.
— Пожалуйста, — ответил Бран. — Я подумал, что ты, наверное, хочешь пить. Я-то точно хотел. Мне даже показалось, что моё горло горит!
Какое-то время они молча продолжали пить воду. Напившись, Бран зевнул и плюхнулся на спину, наслаждаясь щекочущим в носу ароматом летних цветов.
Почему-то Кагыр выглядел странно весёлым.
— Что ж, кажется, кто-то притомился, — сказал он Брану. — Ты хорошо справляешься, Бран. Ты хороший ученик.
Несмотря на все усилия скрыть досаду, Бран нахмурился.
— Как скажешь…
— Похоже, ты… сомневаешься. Что тебя беспокоит?
— Я не очень подхожу для таких занятий, так ведь? Для боя, я имею в виду. — Бран знал, что это несерьёзно, но разочарование до сих пор оставляло кислый привкус во рту. Все школьные предметы так легко ему давались…
— Я бы так не сказал, — ответил Кагыр. — Возможно, тебе не надо быть таким строгим к себе.
— Может быть, — ответил Бран немного удручённо. — Я всё ещё думаю, что буду ужасен в настоящей битве.
Улыбка Кагыра испарилась.
— Если я правильно сделаю свою работу, то, клянусь Великим Солнцем, это будет означать, что ты никогда не окажешься в настоящей битве.
Бран нахмурился, покосившись на него; было что-то угрожающее в том, как Кагыр почти выплюнул эти слова.
Кагыр со вздохом помассировал переносицу.
— Прости. Я не хотел повышать на тебя голос, Бран.
Бран прикусил губу.
— Что-то не так, Кагыр? Я сказал что-то не то?
— Нет-нет, ты всё сделал так, — сказал Кагыр. — Я просто вспомнил кое-что из детства. Кое-что, чему меня научили, когда я был мальчиком.
— Это было что-то плохое?
Минуту Кагыр молчал. Потом спокойным, бесстрастным голосом он заговорил:
— Всё началось, когда убили старшего из двух моих братьев.
Бран сел, открыв рот в смятении.
— Твой брат умер? — При этой мысли желудок сжался до боли. Он даже не знал, что у Кагыра были братья!
— Моего брата Аиллиля убили, когда он сражался с мятежниками в Назаире, — продолжил Кагыр, как будто и не слышал Брана. — Я был таким маленьким, что едва помнил его. Едва знал его. Но моя мать попросила меня… она попросила меня научиться ненавидеть. Она хотела, чтобы я вырос и убил врагов нашей семьи.
Бран не мог подобрать слова, чтобы ответить на такое заявление. Он просто обнял колени и уставился на Кагыра широко раскрытыми, тревожными глазами.
— Я не понимал, почему должен ненавидеть людей, которых никогда не видел, но не ставил под сомнение слова матери. Горюя, она больше не смеялась и не улыбалась — а я так хотел вновь увидеть её улыбку и услышать её смех. Поэтому я взращивал в себе ненависть, когда впервые взял в руки меч. И так я начал верить, что хороший нордлинг — это мёртвый нордлинг.
Глаза Брана наполнились слезами. Лицо Кагыра было маской холодной отстранённости. Ни разу он не взглянул на Брана.
— Получается, ты ненавидишь нас? — тихо спросил Бран. — Ты ненавидишь нордлингов вроде меня и мамы, и всех остальных?
— Что?.. — сказал Кагыр, как будто пробудившись ото сна. — Нет, разумеется, нет! Я думал, что ненавижу, когда был младше. Я узнал правду, набив шишки, к моему горю. К горю многих людей, на самом деле.
— Что случилось? — Бран почти не хотел узнать ответ.
— Цинтра случилась, — сказал Кагыр. — Нильфгаард вторгся в Цинтру. Моя семья гордилась тем, что меня отправили сражаться во имя славы императора. И какое-то время… я тоже гордился.
— И? — подтолкнул Бран.
Вместо ответа Кагыр пристально посмотрел на Брана, его синие глаза внезапно и пугающе загорелись.
— Кто-нибудь говорил тебе, что случилось с семьёй Цири? — резко произнёс он. — С её родной семьёй, я имею в виду.
Бран едва заметно покачал головой.
— Её убили. — Глаза Брана стали ещё шире. — В Цинтрийской бойне. Её бабушка была королевой — Каланте, Львицей из Цинтры, так её называли. Внушительная женщина, во всех отношениях. Она предпочла лишить себя жизни, чем позволить себе оказаться в руках своих самых ненавистных врагов. — Отвращение и ненависть к себе звучали в каждом слове Кагыра. — Цири была наследницей престола. Ей пришлось спасаться бегством, пока весь её мир рушился. Я… я наткнулся на неё среди руин цинтрийской столицы…
Бран ничего не сказал. Ужас истории Кагыра пробрал его до глубины души, и всё-таки больше всего он хотел услышать конец рассказа рыцаря. Как вышло, что никто не сказал ему, как сильно страдала Цири? Как вышло, что он ничего не знал об этом ужасающем событии?
— Она была всего лишь ребёнком, едва старше тебя. А я был всего лишь юношей — самонадеянным, безвольным юношей, опьянённым так называемой грандиозностью порученного мне задания. И посреди этого хаоса я заглянул Цири в глаза, и внезапно всё рухнуло — весь этот фарс, вся эта бессмысленная возня. — Когда Кагыр продолжил, его голос был хриплым. — Внезапно я понял, что эта девочка вырастет и будет ненавидеть меня так же сильно, как я ненавидел назаирских мятежников, убивших моего старшего брата.
— О, — только и вымолвил Бран.
— Позже настал момент, когда она могла убить меня… но она это не сделала. Цири сохранила мне жизнь, хотя имела полное право желать моей смерти. Она сломала замкнутый круг ненависти. — Щёки Кагыра слегка порозовели. — Поэтому я оставил прошлую жизнь и обязался служить ей и Геральту. В конце концов, за дар милосердия не так легко расплатиться.
Слабая улыбка тронула губы Брана. Тепло разлилось в груди, когда он подумал о пепельноволосой ведьмачке — о её широких ухмылках и озорных зелёных глазах. О, и об играх в снежки, которые они затевали всякий раз, когда она заезжала в Алнесс по дороге в Каэр Морхен! Все деревенские дети принимали участие, превращая потасовку в полномасштабную войну!
Кагыр, возможно, заметил выражение лица Брана, потому что его лицо тоже смягчилось.
— Она другая, не так ли? — пояснил он. — Цири, я имею в виду. — Его голос звучал немного смешно, как будто он с трудом подбирал правильные слова, когда говорил о ней.
Бран с воодушевлением кивнул, утирая последние слёзы.
— Так. Я правда скучаю по ней. Надеюсь, с ней всё в порядке в её странствиях.
— Я уверен в этом, — сказал Кагыр. Теперь он действительно покраснел: его лицо стало ярко-багровым. Бран посчитал это очень странным. Кагыр всегда вёл себя так странно, когда речь заходила о Цири. Однажды Бран попробовал расспросить об этом мать, и Мильва в ответ только безудержно рассмеялась.
Потом Кагыр стал серьёзным, даже мрачным.
— Теперь ты понимаешь, что мы с твоей матерью хотим для тебя? Я не хочу, чтобы ты повторил мои ошибки. Я не хочу, чтобы ты учился ненавидеть. Я научу тебя драться… но не научу быть солдатом.
Бран кивнул. Образ Цири — сильной, смелой Цири, которая смеялась так легко и свободно — как напуганного ребёнка застрял у него в глубине сознания. Это казалось таким неправильным.
— Я понимаю.
— Хорошо, — просто ответил Кагыр.
Молчание последовало за простым утверждением рыцаря. Потом Бран робко начал:
— Э, когда ты сказал, что оставил прошлую жизнь, ты имел в виду, ну, всё? И твою семью тоже?
— Да, — сказал Кагыр. — Я не видел родителей, брата и сестёр больше десяти лет. И не получал от них вестей. Я даже не знаю, знают ли они, что я всё ещё жив.
— Это ужасно, — прошептал Бран.
Кагыр пожал плечами.
— Я — позор нильфгаардской армии. Я не могу показываться дома, даже если бы хотел. Для меня нет дороги назад.
— Я… я не знал об этом…
— Тебе и не нужно. В любом случае, я до сих пор жив, и это лучшее будущее, чем то, на которое я рассчитывал, когда решил покинуть мою страну. — Улыбка Кагыра, хотя и была слабой, казалась искренней. — Так что моё положение не так ужасно, как кажется.
Бран посмотрел на него с искорками в глазах.
— Я думаю, да. И у тебя есть я и моя мама… она не хочет говорить об этом вслух, но ты ей очень нравишься. Я знаю, она бы разрешила тебе оставаться столько, сколько ты захочешь, если тебе это нужно. Я хочу сказать, это немного, но…
Глаза Кагыра тоже загорелись.
— Этого достаточно, Бран. Вполне достаточно.
Продолжение
@темы: жизнь ведьмачья, фанфики не горят, я у мамы переводчик